Недвижимость в центре Москвы дорогая, поэтому некоммерческим структурам, находящимся здесь приходится быть готовым к непростой жизни. По решению одного из многочисленных судов, разбиравшихся в спорах между РГГУ, Русской Православной Церковью и Департаментом имущества г. Москвы, Факультет истории, политологии и права Историко-архивного института РГГУ оказался в сложной ситуации: часть его аудиторий  была признана относящейся не к дому 7, а к дому 9, который РПЦ уже забрала у РГГУ. На суде шел спор, какую стену считать несущей, разделяющей дома 7 и 9, – даже между старыми планами строений существовали разногласия. РГГУ утверждал, что все аудитории факультета относятся к дому 7, что, мол, в несущей стене не может быть отверстий, а в той, на которую претендовали церковники, они есть, но представители РПЦ сумели убедить суд, что нынешний кабинет декана факультета на 3-ем этаже, находящийся этажом ниже учебно-методический кабинет, и все что под ними, включая подвалы, относится к дому 9 и должно быть передано РПЦ. Именно на эти комнаты и претендовали 9 апреля 2008 г. судебные приставы и казаки, пришедшие им на помощь. Впрочем, как утверждали приставы, они казаков не звали, однако осталось непонятным, как же те узнали о дне и часе визита официальных лиц в РГГУ и о самом факте их появления. Еще один вопрос – почему казаки? Зачем церкви нужна охрана из казаков? В ходе визита корреспонденту «Полит.ру» удалось увидеть, что во дворе Спасского собора Заиконоспасского монастыря располагается платная автостоянка, будочка с охранниками, которые впускают и охраняют эти машины. По некоторым сведениям, одна из линий ларьков перехода, ведущего от ГУМа на ул. Никольской к выходу к станции м. «Театральная», также принадлежит РПЦ. В то же время в том же дворе, напротив зданий РГГУ и Спасского собора, находится дом, также переданный РПЦ, который на глазах разрушается на протяжении 6 лет, до сих пор там не начат ремонт, а в доме 9, который как мы уже сказали, был уже возвращен церкви, как будто идет ремонт, но складывается впечатление, что никаких работ там не проводится, а он просто одет в строительные леса.

Нам удалось побеседовать о происходящем с доктором исторических наук, профессором, зав. кафедрой культуры мира и демократии, деканом факультета истории, политологии и права Историко-архивного института РГГУ Александром Петровичем Логуновым. Интервью взяла Наталия Демина.

Вы были действующим лицом событий?

Я тот самый декан того самого факультета, который пришли выселять. В среду, 9 апреля 2008 г., у нас планировался очень хороший день. Мы ждали большую делегацию ученых из четырех американских университетов, десять человек должны были приехать к нам на факультет. Они прилетели в Москву, но их руководитель позвонил и сказал, что после перелета он плохо себя чувствует, попросив перенести встречу на понедельник. Я и мои заместители сидели в моем кабинете и обсуждали детали визита и все прочее.

Около 16 часов появляются три молодых человека. Двое представляются судебными приставами, а один представителем Москомимущества. Нужно сказать, что в дальнейшем представитель Москомимущества за все время общения вообще не проронил ни одного слова, только несколько раз произнес слово «Нет», когда приехал Сергей Борисович Зайцев, начальник Правового управления РГГУ, для того, чтобы провести с ними переговоры.

А два молодых человека-судебные приставы, наверное, добрые и симпатичные в обычной жизни, повели себя предельно агрессивно. Самое мягкое, что ими было сказано, это: «Дядя, собирай свои вещи, уходи, а мы все здесь опечатаем».

Не матерились?

Нет, этого не было, но вели они себя грубо, попытавшись выгнать секретаря декана из кабинета, а затем сказав моим заместителям: «А вы что здесь делаете?». Но мы же работали, а не сидели, не ждали приставов, честное слово! И когда я попытался им объяснить, что по закону о высшем образовании я не распоряжаюсь имуществом вуза, что это – персональная ответственность ректора РГГУ, мне было сказано, уже в менее корректных формулировках, что их не интересует ни ректор, ни университет, ни что другое. Они, мол, пришли опечатывать эти помещения, и они будут это делать.

Я дозвонился до ректора и попросил прислать наших юристов-правовиков. Все дело в том, что самого документа – иска о выселении они не предъявили, но у них была солидная папка документов. Мне, правда, повезло, как раз в соседних аудиториях читали лекции два наших профессора, специалисты по гражданскому праву, и я попросил их прийти, посмотреть эти бумаги. Вы же понимаете, что одновременно вести разговор и анализировать документы – невозможно.

Профессора поднялись к нам, стали смотреть документы, и между ними и приставами стала выстраиваться беседа. И тут я услышал шум за дверью. Когда я вышел за дверь, то застал картину, после которой мне впервые стало страшно. Представьте себе небольшое пространство с очень узкими коридорами и очень небольшой лестницей. И в небольшой комнате, в моей приемной, я увидел человек 17-20 в казачьей форме. Туда же сбежались и еще подтягивались студенты, которых я вообще не вызывал, но им уже пошла информация, что декана выселяют, что факультет отнимают и все прочее. Поэтому студенты тоже ринулись в этот предбанник перед кабинетом декана.

Почему мне стало страшно? Не дай Бог, кто-нибудь кого-нибудь заденет плечом. Потому что они уже на повышенных тонах начали выяснять, кто там быдло, а кто студент, кто против Бога, а кто… Тона уже накалились, и у себя в кабинете я услышал громкие голоса, почему и вышел. Я спросил казаков: «Кто вы, что вы здесь делаете?» «Мы», – говорят – «пришли с судебными приставами вас отсюда выселять».

Тогда я тут же сделал шаг назад в кабинет и говорю: «Ребята, я ничего не понимаю, на каком основании вы привели казаков? Зачем вы их привели? Вы знаете, что там уже 40-45 студентов набежало, сейчас еще подвалит сотня и что начнется?» Они говорят: «Нет, мы никого не приводили. Мы никого не звали, мы пришли втроем». Тогда я опять вышел в приемную и начал искать, кто же у казаков старший, потому что они мне сказали, что «Пока нам начальник не скажет, мы не уйдем». Я долго искал их начальника, наконец, появился человек, который представился церковным старостой, на нем не было никаких символов веры…

Извините, я не могу не сказать здесь такую эмоциональную вещь. Я занимаюсь русской национальной исторической психологией, я читаю лекции за границей, но я нигде никогда не слышал, чтобы староста церкви приходил в компании 20-ти людей выносить профессора из аудитории. Разговаривать он не хотел, а я его попросил только об одном – выйти из нашего помещения, которое им не принадлежит, на которое они не претендуют, которое наше, пытаясь апеллировать к его нормальному сознанию.

Я ему сказал: «Вы понимаете, что если кто-нибудь кого-нибудь заденет, что тогда начнется? Что тогда?» В этот момент мне было страшно – это правда. Потому что потеря помещения – это одно, а если бы на этом пятачке завязалась потасовка, то тогда я не знаю, чтобы я делал.

И дальше уж извините за некорректную фразу, то ли своей грудью, то ли буквально животом, мне пришлось эту компанию казаков оттеснять и вытеснять. Я благодарен своим студентам, что они не бросились мне на помощь. Я им запретил приближаться, попросив сделать шаг назад, пока казаки не вышли.

Я, конечно, могу понять пришедших, у них тоже нервы были накалены, но с их уст слетали отнюдь не церковные слова и в мой адрес, и в адрес университета, и в адрес студентов. Есть сторона юридическая, а есть сторона этическая, какая угодно. Приводить 20 человек и возбуждать атмосферу… Когда я с этим старостой беседовал, у меня сложилось впечатление, что они мечтают о какой-то провокации.

Вам это напомнило ситуацию подворотни, когда человеку кричат: «Закурить не найдется?»

Да-да! Это было очень нехорошо и ужасно. А потом мы же учим и готовим юристов, и мне не приходило в голову учить или подстрекать студентов к тому, чтобы не выполнять решения суда. Есть нормы гражданского права, и допустим, что суд ошибся, приняв решение, что несущей стеной является эта стена, а не эта. Мы плохо его убедили. Но есть процесс исполнения решения. Я не знаю, как сейчас (мои консультанты сейчас этим занимаются), но раньше было правило, что изымать аудитории у учебного подразделения в период учебного процесса нельзя. У нас учеба заканчивается 10 июля. Когда нет учебного процесса, тогда можно цивилизованно решать эти вещи. Одно дело, если бы забирали аудитории, где торгуют газированной водой, где есть комнаты отдыха или SPA-салон, а это аудитории, которые заняты с 8.30 и до позднего вечера, в 19.30 у нас начинается последняя пара. И куда сейчас деть студентов?

В кабинете декана, который пока считается моим, и на который претендуют приставы, с конца следующей недели начинаются защиты дипломных работ. Защиты проходят там, потому что больше негде, там есть большой стол и прочее. Что же нам отменять защиты дипломных работ? Объявить студентам, что защищать дипломные работы они будут ездить на ул. Янгеля? Какой будет реакция студентов? Выйдут на Никольскую, начнут выяснять отношения, пойдут под церковь кричать, что те - дураки? Ну, зачем же провоцировать студентов, доводить до абсурда эти вещи? Мы не сможет унести эти аудитории с собой, ничего с ними сделать мы не можем. Я не говорю о том, что там стоят несколько сейфов, где находятся документы строгой отчетности. Значит, их надо куда-то перенести.

А приставы хотели опечатать помещения?

Да, но после переговоров с нашими юристами, отложили и не стали опечатывать. Хотя, когда сотрудник Москомимущества наконец заговорил, то он сказал примерно следующее: «Мы комнаты опечатаем, но если вам понадобится какая-нибудь бумага, вы позвоните в Москомимущество, оно пришлет сотрудника, по акту вы откроете сейф, достанете бумагу, потом закроете»… И это на факультете, где у меня 700 студентов, 130 преподавателей и где находится большое количество бумажных дел, в каждом из которых как документы на выдачу стипендий, так и  дипломы, приложения  к ним, документы на отчисление. А они мне: «Вы позвоните, и мы пришлем сотрудника, сейф откроют».

Фамилию представителя Москомимущества вы не записали?

Он, кстати, не представлялся. Судебные приставы показали мне свои удостоверения, дали переписать свои данные. Одного фамилия – Белов, а другой фамилии с собой нет. А сотрудник Москомимущества своего имени не назвал.

А что случилось с американскими профессорами, они узнали о ситуации?

Нет, что вы, это такой позор! Представьте, что бы было, если бы у меня сидели американские коллеги, мы бы обсуждали совместный проект по речевым коммуникациям и в это время пришли бы судебные приставы и казаки… Можете ли вы представить себе подобное в американском вузе?

Почему нападавшим были нужны именно эти две аудитории, если к ним нет отдельного входа?

Дело все в том, что у Заиконоспасского монастыря есть своя концепция развития Никольской улицы. Они планируют в домах 7 (где находимся мы), 9 (который уже передан церкви) и 5, на который они также претендуют, выстраивать свою структуру. Говорят, что там будет то ли теологическая школа, то ли семинария. В этом смысле, эти две аудитории для них –  не горящий вопрос.

Они еще не отремонтировали 9-й дом, огромный дом, который 4-ый год ремонтируется, весь в строительных лесах, и там не видно ни конца, ни края. Пробить ход через, как я полагаю, несущую стену в это помещение они не смогут, но мы не имеем права по решению суда препятствовать их праву пользоваться этими помещениями. И вся эта бригада будет в любое время ходить по нашему университету?

Эти помещения можно использовать, простите, как угодно: под репетицию церковного хора, собрание охранников, молитвенные вещи, да? А я рядом должен вести лекции и говорить о толерантности, что у нас государственное светское учреждение, где не может быть никакой религиозной пропаганды и нетерпимости? У меня на факультете учатся и православные, и мусульмане, и католики, есть даже буддисты. Я своим студентам запрещаю носить  религиозную атрибутику, потому что у меня учатся люди разных конфессий. Как мы будем работать, если в 2 метрах от нас, за стеной, будет вестись неуниверситетская деятельность? Во всем этом я вижу попытку поставить нас в ситуацию, когда мы не сможем там находиться.

И еще раз возвращаясь к началу нашего разговора. Суть моих претензий связана с тем, что не выйди я из своего кабинета или если бы меня в тот день не было, что могло бы начаться? Для чего в день Великого поста в университет ворвались 20 человек церковной охраны? Вытаскивать декана и профессоров из аудиторий, для чего, какой в этом смысл?

* * *