Почему у народов нет никаких прав на самоопределение

Конечно, этносы и религиозные группы могут быть субъектами истории в широком смысле, в том плане, что всеобщее влияние их традиции меняет курс истории. Но они никогда не могут быть субъектами в узком смысле, это влияние никогда не может быть результатом сознательных выборов. И права могут быть только у сознательных существ. Потому что у всех, у кого есть права, есть также и обязанности. И все, у кого есть обязанности, могут быть виновными, если им не удаётся их выполнить. То есть, если мы считаем, что у народа есть права, мы также оправдываем концепцию коллективной виновности. То есть за действия одних представителей определённого этноса, мы можем наказать других его представителей спустя века. Коллективная виновность- это ключевой элемент всех тоталитарных идеологий от фашизма до сталинизма.

Очень удивительно, что часто именно те анархисты, которые принципиально против принятия решения большинством внутри анархических организаций, немедленно забывают о своих принципах, когда речь идёт не о собственном движении, а о каких-то «народах». Не может быть никакой «народной воли», любое мнение – это всегда мнение отдельных его представителей – иногда мнение большинства, но зачастую и меньшинство заявляет себя выразителем «народной воли». Никогда не бывает, чтобы мнения и стремления отдельных представителей этноса, религиозной или другой группы значительного размера полностью совпадали. Как правило, когда речь заходит о народной воле – это всегда манипуляция националистов или других авторитариев. Любые коллективные идентичности – подходящее орудие манипуляции над личностью. К таким относятся не только этнические и религиозные, но также идентичности рабочих. Не случайно всё чаще националисты подчёркивают, что они представляют интересы именно рабочего класса своей национальности. Также, упирая на стереотипы о «пролетарском мышлении», оправдывают вытеснение проблем сексизма, расизма и гомофобии на задний план в революционном движении. Но закрепление коллективной идентичности рабочих оправдано анархистами, потому что цель рабочей борьбы для анархистов – это не торжество «ценности рабочих» над всеми остальными, а самоуничтожение рабочего класса, как такового. После анархо-коммунистической революции, уже не будет никаких рабочих, и люди, которые раньше трудились в наёмном рабстве, становятся отдельными личностями. В этом смысле коммунизм анархистов является полностью противоположным коммунизму большевиков, в котором наоборот после революции уже нет никаких личностей вообще, одни только рабочие. Утверждение о том, что у большевиков «одинаковые цели с анархо-коммунистами, но разные средства» - ложь.

Не только в России, но также в Средней Азии, в Юго-Восточной Азии и во всём Арабском мире самые мощные движения за социальную справедливость группируются под знаменем ислама. Не случайно всё больше бывших «леваков» перебегают к исламистам, не только гомофоб Гейдар Джемаль теперь моден в «левой» среде, но и бывший анархист и нацбол, а ныне мусульманин Цветков побеждает на исламском литературном конкурсе. Почти везде коррумпированная власть давит на них беспощадно. По оценкам Кадырова, в России только чеченских политзаключённых порядка 10000, то есть, 99% от политзаключённых в России – мусульмане (о чём почему-то не напоминает газета «За волю», которая якобы борется за всех политзаключённых). Важно выступать против произвола над всеми мусульманами и над исламистами в частности, но мы должны отличать гуманитарную поддержку от политической. Шариат – лучше, чем полный беспредел, и на практике исламисты показали себя часто менее коррумпированными, чем такие светские власти как Шах в Иране и ООП в Палестине. Но мы должны не выбирать между исламистами и светской властью, а выдвигать свою альтернативу. Практика неоднократно показывала, что как только исламисты завоёвывали власть, они прибегали к карательным государственным мерам с такой же охотой, что и власть, на смену которой они пришли.

Сколько раз надо повторить, что махновцы, испанские анархо-синдикалисты и сапатисты не имели и не имеют своей целью вывести отдельные территории из под власти государства, их цель – уничтожение всех государств во всём мире. Или точнее, 2 первые имели – что касается сапатистов, они сейчас себя вообще считают мексиканскими патриотами, и размахивают мексиканскими флагами. Их цель – восстановление патриотизма, а не его уничтожение.

Когда мы выступаем за права отдельного этноса или религии соблюдать свои традиции (если они не нарушают автономию других), наша цель, конечно, не уничтожение данных этносов и религий… но в определённом плане подобные права уменьшают значение таких коллективных идентификаций, когда люди уже не заняты заботой о сохранении собственного рода в условиях репрессий – они могут свободнее себя развивать как личности.

Алексей

Комментарий:

            Хотя в своём тексте автор, весьма склонный растекаться мыслию по древу, излагает множество весьма сомнительных идей и положений, я остановлюсь лишь на основной его теме – правах и самоопределении этносов.

            Невозможно согласиться уже с первым тезисом автора о том, что лишь «сознательные существа» могут иметь права, и что наличие прав у какой-либо социальной группы само собой подразумевает принцип коллективной виновности. Можем ли мы говорить о правах такой идентичности как рабочие? Да, можем, например, это право рабочих на отпуск, ограниченный рабочий день, зарплату не ниже определённого уровня и т. п. Можем ли говорить о правах, скажем, гомосексуалистов? Да, тоже можем. И так далее. Не стоит только забывать, что с либертарной точки между «правами идентичности» и «правами сознательного существа» НЕ ДОЛЖНО БЫТЬ НИКАКОГО ПРОТИВОРЕЧИЯ, так как идентичности состоят из сознательных существ, и по сути речь идёт о праве ЧЕЛОВЕКА на отпуск, на свободу совести и в том числе на определение себя в качестве представителя той или иной этнической культуры. Совокупность людей, определяющих себя в качестве представителей той или иной культуры, есть этнос. У них как у этноса есть интересы, и они могут бороться за свои права. Например, за возможность изучать родной язык или, скажем, за то, чтобы сохранить соответствие экономического уклада этнической культуре (что особенно актуально в условиях продолжающейся глобальной индустриализации в ряде заповедных уголков мира). Именно на этот аспект стоило бы указать автору вместо того, чтобы устраивать чисто терминологическую путаницу, связанную с определением права как такового.

            Коллективные идентичности являются очень подходящим объектом для манипуляций… да, часто это так. И сами люди, эти самые отдельные личности, «разумные существа» подчас становятся лишь марионетками в чьих-то руках, причём часто ими движет не какая-то идентичность, а чисто эгоистические мотивы… То, что что-либо или кто-либо может быть объектом манипуляции вовсе не означает, что это что-то само по себе «плохо», это означает лишь то, что нужно осознавать опасность манипуляции и предотвращать её. Когда поднимется уровень сознательности людей они, насколько это возможно, не позволят манипулировать собой ни на основе идентичности, ни на основе эгоизма, ни на основе невежества или чего-либо ещё.

            Особого внимания заслуживает весьма тонкий вопрос о том, что выступая за права рабочего класса, то есть за частные улучшения в положении тружеников в рамках существующей системы, анархисты видят в этом лишь своего рода «школу сопротивления», тогда как конечная цель заключается не в частных улучшениях, а в сломе иерархической системы как таковой. И действительно, рабочий класс в своём современном виде перестанет существовать. Однако не перестанет существовать труд – просто он станет свободным. Также и с борьбой за этнические права (когда речь реально об этом, а не о националистических фикциях). Также как рабочий класс в новом обществе перестанет существовать в своём прежнем виде – в виде угнетаемой подчинённой массы, этнос в новом обществе освободиться от гнёта чуждого ему национального государства, враждебного ему капитала, а также от дискриминации или иллюзии «титульной нации»…

            Приходится отметить и то, что последний «вывод» автора о падении роли «коллективных идентичностей» после освобождения личности не имеет под собой особых оснований. Напротив, освободившись от пресса, этническая культура, возможно, расцветёт пышным цветом. Во всяком случае идентичности не ослабнут, они лишь станут свободными и естественными. Вообще говоря, добровольная и свободно осмысленная идентичность никак не ограничивает личную свободу человека. Это очевидно.

            В заключении остаётся лишь порадоваться за автора, признающего «право представителей отдельного этноса или религии соблюдать свои традиции…» Это действительно обнадёживает и даёт веру в то, что наши разногласия носят скорее терминологический, нежели принципиальный характер, и речь не идёт о воинствующем космополитизме, наделяющем само понятие этничности, вовсе не присущими ему авторитарными и реакционными чертами.